Заповедник, размер 178x115x10 мм

Вся книга в одной цитате. Вся книга - это бесконечные жалобы алкоголика, который уехал жить в пушкинский заповедник, какая-то деревня под Ленинградом. Есть жена и дочь, но почему-то о них мы узнаем на середине книги. До этого они не имели ни малейшего значения для главного героя.

Вот сидит Борька за столом, рядом корка хлеба и граненый стакан с белой жидкостью внутри. Присаживайся напротив, услышишь много чего интересного. Но интересного на взгляд самого Борьки (или Довлатова?), а вот интересно ли будет тебе - это большой вопрос!

Я не могу сказать, что мне решительно не понравилось. Но не могу сказать, что это книга, которую нужно читать. Я не люблю таких опустившихся людей. Вроде бы и жалко, да. Но что он сделал для того, чтобы выбраться из этого дерьма? Что он сделал, чтобы удержать жену рядом, чтобы дочь его любила и хотела чаще быть рядом?! А ничего, скажу я вам! Ничего кроме бесконечного пьянства. Ничего такого, что могло бы поменять мнение о нем.

Книга поднимает тему эмиграции из такой непутевой страны как СССР. Я не то, что осуждаю, но было несколько неприятно читать эту пропаганду выезда из страны. Даже вот взять жену главного героя, как она рвалась. Да и разговоры в перерывах между рюмками - все сплошь о том, как свалить, какие способы имеются.

К сожалению, знакомство с Довлатовым сложилось не так удачно, как я ожидала. Хотя стоит отметить, что юмор автора мне близок и понятен. На многих моментах я искренне улыбалась. Именно поэтому я обязательно ещё вернусь к книгам автора! Обязательно! А "Заповедник" пусть останется позади, как не очень приятный бонус.

Некий прекрасный господин из южного течения ЛайвЛиба услышал от моей болтливой рожи, что я собираюсь читать Довлатова, и начал причитать, что уже видит мой отзыв на него, какие, мол, это славные баечки. Ну и что? А почему так позорно быть записанным в разряд "славных баечек"? Довлатов такой странный "товарищ нараспашку", вроде как и говорит всё как на духу, так что создаётся впечатление, что он и не скрывает ничего, но, тем не менее, умалчивает он очень и очень о многом. Так что его "славные баечки" надо оценивать не только по сказанному, но и по недосказанному, а этот приём уже многое говорит о мастерстве автора.

С другой стороны, знойный южный ЛайвЛибовец прав, и Довлатов мне понравился, но по его же выражению (не Довлатова) - "не так". Не так понравился. Ну не так и всё тут. У меня какой-то высокий уровень отторжения к его текстам, в которых я, в общем-то, ничего отторгающего выделить не смогу. Не срослась любовь, не расцвели помидоры, мы с ним не попадаем в одну тональность. А может, напротив, иногда слишком сильно резонируем до неприязни. Не буду льстить себе, как Довлатов я не умею писать. Зато живу по-довлатовски. С такой же степенью грустной анекдотичности, похожих ситуаций и вообще мировосприятия.

Довлатов очень плотно сросся с Борисом Алихановым, так что спорить с утверждением, что это всё слегка приукрашенная для лихости автобиография. Знакомая, родная, бьющая по-больному. В пушкинском заповеднике, правда, я не работала, но зато сталкивалась с похожими учреждениями, пушкинофилами и остальными прилегающими на террритории учителей русского языка и литературы. А окружающие персонажи-типажи не меняются: чумовые алкоголики, зубастые бюрократы, замшелые и закостенелые до скрипа обыватели, пересыпанные яркими вкраплениями маргинальных пьющих весельчаков, слегка декадентов, слегка диссидентов, слегка нелепых гениев в чём-то неожиданном. Довлатов тоже из этой когорты.

По Довлатову можно честно изучать бытовую историю нравов советского государства. Плюсы очевидны: искажения у него минимальные, хотя и кажется поначалу, что это всё искажено сатирой. Но нет, смех смехом, но у Довлатова нет этого диссидентского яда, сквозь который так трудно писать об ЭТОЙ СТРАНЕ, нет и пелены обожания, вдолблённой в голову точной формулой ещё со школьной скамьи вместе с незыблемым утверждением, что "Пушкин — солнце русской поэзии". Рагнарёк наступит, всё покроется льдом, всё живое вымрет и планету населят небелковые формы существования, а Пушкин останется солнцем русской поэзии в таинственном облаке меловой пыли.

Я тебе все напишу между строк…

Что ни строка – готовая цитата, а между строк – боль, отчаянье, пресловутый «особый русский путь», «своеобразие русской души», да целый мир в придачу.

Почему-то кажется, что этот автор или забирает тебя целиком, с потрохами бездонной души или вызывает отторжение. Я определенно в первом лагере.

Заповедник – мастерский коктейль из Пушкина, деланых бабских придыханий и «застольных бесед с оттенком мордобоя». Радует, что нет у автора ни претензий на открытие истин, ни надрывного и вымученного чувства юмора. Напротив – и истины, и чувство юмора есть.
Не успела дочитать – а уже тянет перечитывать.

В разговоре с женщиной есть один болезненный момент. Ты приводишь факты, доводы, аргументы. Ты взываешь к логике и здравому смыслу. И неожиданно обнаруживаешь, что ей противен сам звук твоего голоса…

Как ни странно, я ощущал что-то вроде любви.

Наша дружба началась в Питере. А где же ещё, собственно? Ведь когда-то, где-то в другом краю, знакомство не срослось.
Спрашиваю его:
- Почему я не захотела тебя слушать тогда? Ты же говорил то же самое.
А он мне:
- Глупая ты! Нам же нужно было взяться за руки, нужно же было пошататься по барам и по метро. Выпить, в конце концов, на берегу Невы.

Или то была не Нева?

Ленинград начинается постепенно, с обесцвеченной зелени, гулких трамваев, мрачноватых кирпичных домов. В утреннем свете едва различимы дрожащие неоновые буквы. Безликая толпа радует вас своим невниманием.

Кстати, в утреннем свете вообще всё едва различимо. Поэтому держаться за руки - обязательно.
А ещё, утро - оно такое... Оно всегда немного внезапно, и этим пугает.
Утро как будто опустошает. Забирает то, что так щедро тебе давала ночь.
Поэтому смеяться - тоже обязательно.

Вот идем мы с ним, значит, смеёмся. Руками машем, ногами дрыгаем - холодно утром.
- Ну, что ты думаешь про Пушкина, я уже поняла. А что же Лермонтов?
- К черту Лермонтова! Давай допивать портвейн! Где он? А конфеты ещё остались?

Мы шли и думали об охваченном безумием мире. Размышляли о нормальности и о чудесах. Ну, он мне рассказывал всякие свои истории про всякие нелепые жизненные ситуации, - делился, так сказать. Ну а я - я больше помалкивала и смеялась.
Пару раз напало такое отчаяние, такая безысходность и боль - в груди защемило.
- Ну что это мы... Где наш портвейнчик и конфеты?

Радостно всё же было, хорошо. А чего ещё надо? Видно же - человек хороший. Как можно было раньше этого не замечать?
- Не хочу теперь прощаться.

Совершенно неожиданно Довлатов оказался одним из редких писателей, которые способны выжать из меня не только улыбку, но даже смешок-другой. Действительно книга пропитана здоровым чувством юмора, а подчас даже горькой и злой иронией автора. «Заповедник» - роман автобиографический, и Довлатов списал главного героя с себя, с завидным упорством посмеиваясь не только над окружающими, но и над самим собой. Но за всей этой юмористической бравадой скрывается тоска автора по несбывшемуся. По творчеству, которому не нашлось места в Советском Союзе. По семье, которая уезжает за границу без него. По достойной жизни, а не случайным заработкам. Невозможно не сочувствовать Довлатову и его терзаниям, но, думается мне, с точки зрения современного читателя, особенно знакомого с последующей биографией автора, ситуация представляется менее безвыходной, нежели виделось автору в тот момент.

Надо отдать Довлатову должное, он описывает паноптикум характеров в своем романе весьма ярко, живо и подробно. Со всеми специфическими особенностями, стереотипами мышления и недостатками, и все же его рассказ безоценочен. Он может посмеяться и поиронизировать над собеседником, но никого не осуждает за выбранный путь и за махровых тараканов.

В «Заповеднике» в центре внимания читателя оказывается туристический объект – Пушкинский заповедник, место ссылки великого русского поэта. Главный герой приехал на сезонную работу – экскурсоводом по Пушкинским местам. Не самая пыльная и сложная работенка для интеллигента тех времен, но по большому счету и не самая перспективная. Кто-то не питает иллюзий и работает, чтобы выжить, да и сам рассказчик приехал исключительно ради заработка. И только посмеивается про себя над порядками заповедника, где портрет генерала Закомельского долго выдавали за Ганнибала, пока особо наблюдательный турист не опознал в нем Закомельского. Несмотря на легкий ироничный тон повествования, подспудно чувствуешь, что автор пишет книгу не про других, а про себя, про своих демонов, которые мешают ему быть мужем и отцом и покинуть неблагодарную родину раз и навсегда. Тех демонов, что не позволяют совершить головокружительный прыжок в объятия неизвестности.

ИТОГО: Замечательная зарисовка из жизни Довлатова в его последний год пребывания в Ленинграде. Ироничный и живой портрет писателя, неудобного и вытесняемого из советского общества конца 70х годов.

Очень необычные эмоции получились после прочтения данной книги. В жесткое противоречие вступили форма и содержание. Форма - великолепна. Удовольствие от процесса чтения зашкаливало. Свою роль сыграло и то, что начал в аудио формате. Хорошая начитка сделала свое дело, и дальше, оставшиеся две трети книги, воспринимались с правильными интонациями и правильным настроением. Живой, образный и меткий слог автора доставил массу приятных эмоций. Не говоря уже о юморе. А вот с содержанием уже получилось сложнее. Ну не близки мне книги, в которых треть повествования занимают запои героев. Ну вот совсем. Даже если эти самые запои отражают какие-то душевные переживания героев или настроение эпохи. За редким-редким исключением. Ну вот не нравятся мне такие герои. Это что-то личное. Если исключить из рассмотрения затяжное пьянство - история хороша. Что-то цепляет внутри. Но форма для меня осталась первична. Настолько первична, что есть стойкое желание и дальше знакомится с творчеством автора.

Жизнь расстилалась вокруг необозримым минным полем. Я находился в центре.

Так цитатой из текста кратко, но емко, я могла бы раскрыть содержание книги. Человек без почвы под ногами. А вокруг березы, холмы, пушкинские места. Дивные виды, прекрасный фон для трагедии человеческой неудовлетворенности.

Я впервые читала Довлатова, хотя была наслышана о его творчестве немало, в частности от коллеги, которая не раз отмечала, насколько заряжают ее позитивом его книги. Послевкусием "Заповедника" стало щемящее чувство эмпатии человеку, оказавшемуся в ловушке несбывшихся надежд и невоплотившихся в реальность ожиданий.

Человек двадцать лет пишет рассказы. Убежден, что с некоторыми основаниями взялся за перо. Люди, которым он доверяет, готовы это засвидетельствовать.
Тебя не публикуют, не издают. Не принимают в свою компанию, свою бандитскую шайку. Но разве об этом ты мечтал, бормоча первые строчки?

Что чувствует человек на грани отчаяния, да что там, фактически в него погрузившись? Чем он живет? На что еще надеется? Вариантов масса, и в то же самое время наиболее вероятное стратегическое направление до ужаса предсказуемо - трясина собственного самоуничижения.

Нет, не подумайте, что я разглядела в "Заповеднике" только эту мрачную сторону судьбы творческого человека. Нет, конечно нет. Я не прошла мимо метко пойманных образов, живописания поступков и быта, хлестких словечек героя и его рефлексивных наблюдений за окружением. Это было прекрасно. Довлатов создал живую картину, его герои умеют дышать. Просто тема самоидентификации личности для меня всегда была одной из определяющих. Человек - "заповедник" собственного духа. И даже давление окружающих условий не обосновывает всех тех километров колючей проволоки, что разделяют человека и его право быть счастливым.