|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Чарльзу Диккенсу пришла прекрасная идея написать книгу о клубе путешественников по Англии, и он её успешно реализовал в большом романе «Посмертные записки Пиквикского клуба». Писатель изначально предчувствовал, что его первое произведение ждёт ошеломительный успех. Интуиция не подвела Диккенса.
Пусть исследования мои мелки, наблюдения ничтожны, умозаключения неверны — все же истинная философия сумеет переварить их в горниле строгой мысли и воспользоваться ими для своих целей. Однажды высокопочтенный Самуэль Пикквик и его верные друзья, а также достойные члены Клуба, Треси Топман, Август Снодграс и Натаниэль Винкель, возомнив себя учеными мужами и путешественниками, обязались поставлять "подробнейшие и точнейшие отчеты о своих путешествиях и ученых исследованиях, со включением характерных и типических наблюдений, к каковым могут подать достаточные поводы их приключения и разнообразные отношения с людьми в трех соединенных королевствах". Так начинается эта история. Данная книга из тех, которые хочется читать не спеша, наслаждаюсь тонким юмором и яркими картинами жизни англичан первой половины 19 века. В ней столько всякого добра и интересных находок: Мне кажется, что именно из "Посмертных записок Пиквикского клуба" пошла мода на тему "джентльмен и его верный и незаменимый слуга". Образ Самуэля Уэллера настолько яркий, что иногда затмевает образ высокородного и высокопочтенного хозяина. Честность, преданность, находчивость, исполнительность, юмор этого малого притягивают к себе читательское сердце. Парочка Уэллер-Пикквик заслужила мои горячие симпатии.
«Посмертные записки Пиквикского клуба» представляют собой такой массив разнообразных сведений из жизни викторианской Англии, что могли бы служить энциклопедией Британии той поры. Внимательный и неленивый читатель без труда извлечет из чтения самые разнообразные сведения о тогдашней жизни: от цены на три с половиной фунта красного картофеля и бочонок устриц до особенностей найма прислуги; от сложностей вексельно-кредитной системы и тонкостей судопроизводства до внутреннего устройства предвыборной гонки. В каких условиях жили, что ели и пили, во что одевались, как путешествовали и развлекались. Согласна, для энциклопедии маловато сведений о производительных силах и производственных отношениях. Это в стране, переживавшей о ту пору начальный этап индустриализации. Но роман ведь и не ставил цели отобразить жизнь метрополии во всем многообразии, оно само как-то получилось. И не стоит забывать о колонизаторских источниках благосостояния Империи, в сути паразитических – в некотором смысле книга более точно отражает реальное положение дел, при котором самую бурную деятельность развивают крючкотворы и сутяги всех сортов, паразиты, судейское сословие. И есть ведь еще болезненный детский опыт автора, связанный с работой на фабрике: когда что-то причинило тебе слишком сильную боль, трудно так вот взять и вывалить эти впечатления на голову публики, которую собрался развлечь. То будет позже, в «Дэвиде Копперфильде», «Оливере Твисте», «Лавке древностей». «Пиквик» должен был остаться девственно-невинным, не оцарапать чувствительного эго потенциального читателя описанием тягот и невзгод малых мира сего. Помните. Мамушка в «Унесенных ветром» называла Джентльменов «жентмунами», сообщая понятию некоторую балаганную условность? Так вот, «Записки» призваны быть «жентмунским» романом: уютным, забавным с удобной и достаточно пластичной моралью и в целом остаются выдержанными в заявленном духе. Но Диккенс не был тем, кем он стал для мировой литературы, если бы так вот легко согласился развлекать и только; а «Пиквикский клуб» одним лишь радением наивного плюшевого прекраснодушного мистера Пиквика, его идиотических друзей и даже славного Сэма Уэллера не занял бы места в ряду великих книг¸ когда бы автор не протащил в него контрабандой вставных новелл, которые бьются пеплом Клааса в грудь читателя, напоминая о горестях и страданиях малых мира сего. Они настолько резко отличаются от добродушного, ласково подтрунивающего тона основного повествования, так переполнены болью и горечью невидимых миру слез, что напоминают не о Диккенсе, а о Достоевском с его «бедный человек хуже ветошки» и «знаете ли вы, знаете ли вы, милостивый государь, что такое значит, когда человеку некуда больше пойти?» Одна за другой разворачиваются мрачные истории падения в колодец нищеты, убожества, потери всего человеческого в себе и самого человеческого облика. Вот умирает безработный актер, последнюю нежность отдающий не сыну и жене, а роли, которую не сумел сыграть на сцене. Вот непутевый сын несчастной вдовы отправлен в каторгу в то время, как мать его умирает в нищете. Вот человек вселяется в комнату, до цвета обоев похожую на пенал, в котором жил Раскольников и некоторое время живет там, лишь изредка тревожась неприятным чувством, пока в недобрый час не обнаруживает в шкафу мумифицированного трупа прежнего жильца. Но Диккенс не был бы тем, кем он стал для мировой литературы, когда бы позволил мракам на хромой собаке взять верх над своим повествованием, хотя бы даже во вставных новеллах. И вот уже незадачливый новый жилец убогих апартаментов, терзаемый постоянным ощущением недоброго взгляда в спину. Он вступает в диалог с призраком прежнего, скончавшегося в нищете без покаяния, объясняет, что мир теперь наконец-то открыл ему объятья:: лети куда хочешь, хоть на воды в Бат, хоть в тропические страны, а хоть бы и к полюсам. И вот уже молодой дерзкий коммивояжер, которому приглянулась вдовая пригожая трактирщица, получает наставления, как устранить с дороги неподходящего конкурента от... старого кресла. Которое почитает себя ангелом-хранителем сего места. И вот «правдивая» история открытия целебных вод Бата, которым мир обязан прокаженному принцу и его другу – благородной свинье. А вот едва не первая в мировой литературе история попаданца с прилагающимиися плащом и шпагой – как еще можно квалифицировать повесть о дяде рассказчика, почтовой карете, бесчестном сыне маркиза и похищенной девушке? Жизнь не так проста, как мы о ней думаем, на самом деле она гораздо проще – говорят нам эти истории, а в мире, где самыми досадными происшествиями должны бы стать упившийся до положения риз мистер Пиквик, оставленный охотниками в тачке или заряд дроби выпущенный Уинклем в задницу (пардон) Тапмена, или, (о ужас!), бегство незамужней тетушки с пройдохой Джинглем. Так вот, в этом мире есть место жене и ребенку, которые умирают в долговой тюрьме и страшной мести разбогатевшего после отца. Но есть место и состраданию, и забавным курьезам, и чудесам, и диковинам – передай дальше. Диккенс гениален, Диккенс на все времена.
Ох, какой же это долгий роман!
Это был мой первый Диккенс.
Не помню уже, сколько раз я подступалась к "Запискам...", но много. И никогда-никогда не смогла прочесть больше пяти глав. "В этот раз я точно это сделаю" - решила я и начала придираться сквозь зубодробительный текст. Нет, ну правда, даже названия глав не с первого раза осознаешь: Когда уже прочитала почти полкниги, на ЛЛ я встретила статью Г.Юзефович о переводах и переводчиках. Не суть, но именно это заставило меня подумать: "Да неужели Диккенса перевели только раз?" И пошла искать инфу)) Как оказалось, я читала "Пиквика" в переводе Кривцовой и Ланна (как, судя по цитатам, и большинство читателей здесь). Есть более старый перевод, сделаный в 1850 году Иринархом Введенским. На просторах интернета я нашла книгу с такой аннотацией (о том, где она издавалась, информации у меня нет): К сожалению, начать сначала уже с Введенским у меня пороху не хватило, только сунула нос там и там, и сравнила самые запомнившиеся моменты) Но продолжала читать я уже вариант Введенского, и вот тут действительно узнала того Диккенса, которого знаю и люблю. И в очередной раз сожалела, что языкам не обучена и вынуждена в очередной раз "прикасаться к великому" через призму чужого восприятия. Приведу немножко примеров, чтоб было понятно, почему отсебятину хулигана Введенского читать приятней, чем добротную, но *я считаю* халтуру Ланна и Кривцовой. У Ланна: — Ну, какого вы мнения, Сэм, о том, что сказал ваш отец? – улыбаясь, полюбопытствовал мистер Пиквик. У Введенского: — Ну, Самуэль, что вы скажете о своем отце? — спросил, улыбаясь, мистер Пикквик. В первом случае диалог какой-то нелогичный, и капеллан кто такой нужно еще вспомнить. Ланн: – А я боялся, на него глядя, не забыл ли он поперчить последний съеденный им огурец. Введенский: Мне, однако ж, казалось, что он забыл посыпать солью бифштекс, который ел в последний раз. Не знаю, что было у Диккенса, огурец или бифштекс, но перченый огурец - не слышала про такую закуску, соленый/не соленый бифштекс как-то логичней? Ланн: Многие писатели проявляют не только неразумное, но и поистине постыдное нежелание отдавать должное тем источникам, из которых они черпают ценный материал. Нам такое нежелание чуждо. Введенский: Многие писатели придерживаются обыкновения скрывать от взоров публики те источники, откуда почерпаются их сведения. За нами отнюдь не водится таких грехов, и совесть наша прозрачна, как кристалл. Ну второй вариант по-человечески же звучит, а в первом случае пока конец читаешь, начальные обороты уже забыл (и это не самая длинная фраза). И жаль, что так долго откладывала хорошую книжку, мне очень понравилась эта история про чудоковатых джентльменов, которые жили давно-давно в Старой Доброй Чопорной и Котоламповой Англии) Буду, конечно, перечитывать более вдумчиво и под настроение. Я очень люблю Викторианскую эпоху и стилизации под нее, а какое викторианство без Диккенса? Может у меня в предках англичане были)?
Я влюбилась в каждого героя, даже в мошенников и мерзавцев. Диккенс великолепен в комедийной прозе. Но самое блестящие - это диалоги. Они такие живые, образные, ясные. Язык необычный и оооочень богатый. Спасибо автору, я отдыхала во время прослушивания. Особенно хочу отметить прочтение Ивана Литвинова - это отдельный шедевр.
Первый роман, принёсший сэру Чарльзу Диккенсу, мировую известность и признание. Звучит очень громко и совершенно правильно, говорю вам я, которая закрыла книгу несколько минут назад. Искромётный английский юмор, высказанные с абсолютно серьёзным лицом каламбуры, от этого становящиеся ещё более смешными, персонажи, раздутые в своей британской чопорности, прекрасно. Однако есть и но;) книга достаточно объемная, а за счёт наполненности смыслом и разнообразия как географического, так и литературного, читать иногда устаёшь. И вроде хочется узнать что ж там дальше, посмеяться, похмыкать иронически, а сил продираться сквозь нагромождения слов и прибауток особенно то и нет. Тогда на помощь приходит аудиокнига, всем советую, это чудесный девайс в конкретном случае! Когда к гениальному тексту прибавляется мастерски поставленный голос с четким видением картинки происходящего, шансов поставить ниже пяти звёзд из пяти у читателя нет! Хочется пожелать будущему читателю этой необыкновенной вещи умеренности. Думаю, что отходить от того формата, в рамках которой Записки были предложены, в данном случае, точно не стоит. То есть лучше знакомится с этой чудесной историей порционно, раз в неделю, по вечерам. Садиться в любимое кресло, заваривать любимый чай, устраиваться поудобнее и наслаждаться великолепным рассказом великого мастера Прозы. Кстати, о последнем. Сколько до этого не пыталась я прочесть романы Диккенса, никак не могла понять что ж не хватает моему сердцу для полного удовлетворения, теперь поняла. Именно Записок и нужно было ;) Появилось большое желание ознакомиться с оригиналом. Тоже хороший знак :)
В один прекрасный, а точнее ужасный день, когда настроение было на нуле, решила я почитать что-нибудь мрачное и пессимистичное. Выбор пал на «Посмертные записки…». Каково же было моё удивление, когда вчитавшись, поняла, что несмотря на мрачноватое название, книга – кладезь настоящего британского юмора: <...>мистер Уэллер тотчас же расплылся в широкую улыбку, а так как это возмутительное поведение заставило и леди и мистера Стиггинса смежить веки и в смятении раскачиваться, сидя на стульях, то он позволил себе еще несколько мимических жестов, выражающих желание поколотить упомянутого Стиггинса и дернуть его за нос, каковая пантомима, казалось, принесла ему великое облегчение. При этом старый джентльмен едва не попался, ибо мистер Стиггинс встрепенулся, когда принесли вино, и коснулся головой кулака, которым мистер Уэллер в течение нескольких минут изображал в воздухе фейерверк на расстоянии двух дюймов от его уха. Но британский юмор своеобразный, он не для всех понятен и приятен, поэтому по достоинству его непременно оценят только любители британской литературы и, в частности, поклонники творчества Диккенса. Каждый раз читая Диккенса не перестаёшь восхищаться многогранностью его личности, которая сумела воплотить в своих произведениях такие запоминающиеся и непохожие образы. |